« Алтарь в Бамберге | Главная | Культура Польши в творчестве Своша »
Персонажи и фигуры у Вит Своша
Опубликовал Художник | 4 февраля 2009
Каждый из персонажей (а большая часть лиц в алтаре, несомненно, имеет портретное сходство со своими реальными прототипами) — это представитель совершенно определенной национальности, профессии, сословия. Рядом с зажиточным краковским патрицием в тяжелом плаще с характерным жестом пальцев, пересчитывающих монеты, изящный мавр, словно на миг замерший в вихре огненного танца.
Рядом с восточным купцом в огромном тюрбане — длинноусый горбоносый король, этнический тип которого не оставляет сомнений в том, что художник непосредственно знаком с местным сарматским типажом (польская шляхта возводила свою родословную к сарматам — отсюда понятие «сарматизм», определяющее старопольский шляхетский стиль жизни и обычаев). Для диспута ученых в сцене «Христос и книжники» Ствошу «позировали» известные польские гуманисты.
Среди них можно обнаружить портреты Каллимаха, писателя и королевского советника, примаса Олесницкого, известного в ту пору теолога. Истязателей Христа Ствош наделяет особенно отталкивающей внешностью. Все эти кнехты, палачи, стражники со следами порочной и разнузданной жизни на грубых лицах, отмеченные печатью страшных болезней, были отысканы мастером среди бродяг и разбойников, обитателей городского «дна» средневекового Кракова.
А как ночь бледнела над лесом,
в ту надбрежную мастерскую
снова мастер входил и резал
руки, души и плоть людскую,
и рубахи резал, и шубы,
вифлеемские дивы и чуда,
и Марии нежные губы,
и кривые губы Иуды;
золотые звездочки метил,
ниже — яблочки круглолики,
сам дивился: о, сколь он светел,
тот брусок из дерева липы!
Помня о роли каждой фигуры в сцене и о месте ее в общей композиции, Ствош никогда не забывает о проработке деталей. Проявляя прекрасное знание анатомии, он использует ее в первую очередь для выявления индивидуальной характеристики человека, создания не только физиологического, но и психологического портрета.
Натруженные, костистые, мускулистые руки и ноги апостолов, изящные, хрупкие ладони грациозных женщин говорят таким выразительным языком, что добавляют не одну характерную черту к индивидуальному облику изображенного.
Полихромия алтаря также играет в этом немалую роль. Тонкий меловой грунт, подготовленный для росписи, Ствош вдобавок еще шлифовал, чтобы с особой точностью передать особенности человеческой кожи — мягкой и загрубелой, дряблой или упругой. Естественный тон карнации мастер дополняет, подкрашивая губы и щеки, расписывая глаза, брови, ресницы, волосы. Для большего правдоподобия он поистине виртуозно воспроизводит сеть кровеносных сосудов или вздувшихся сухожилий, нанося на поверхность прозрачные струйки застывшей смолы.
Цветовая гамма во многих рельефах строится на основе дополнительных цветов, чаще всего применяются красный, зеленый, лимонно-желтый, коричневый, реже — черный. Однако наряду с этими энергичными цветовыми сочетаниями, которые мастер обычно оставляет для композиций жанрово-эпического характера, в лирических сценах колористическая гамма спокойнее, мягче, приглушеннее. Более того, с равным блеском Ствош выступает здесь и как скульптор и как живописец.
Объемы рельефа постепенно как бы перетекают в живописный фон, а роспись фрагментов и деталей, углубляя пространство фона, усиливает пластическую напряженность скульптурных масс. Границы между живописью и скульптурой почти стираются, становятся зыбкими, рельеф превращается в «выпуклую картину».
Так цеховой мастер Вит Ствош в самом грандиозном алтаре средневековой Европы слагает свою «божественную комедию», в которую вкладывает все свои познания о мире и человеке. Слагает ее со страстью и вдохновением большого художника и с педантичной скрупулезностью ремесленника, преисполненного огромного чувства ответственности за свой труд.
В конце июля 1489 года пресвитер Мариацкого костела Ян Хейдека в своей записи сообщает: «А мастером или ремесленником той работы был Мастер Вит из Нюрнберга, необыкновенно степенный и усердный и доброжелательный, который своим умом и искусством прослыл во всем христианском мире, а этой работой он прославил себя на века».
Может, здесь и поникну, подобно былью,
всей кровью и плотью войду в эти лики
и раззлачу, распою мою Библию,
мою Библию из дерева липы.
И величью фигур, их движенью
я привью свое сердце и разум мудрый…
Таким увидел «мастера Витуса» Константы-Ильдефонс Галчинский, вдохновенный поэт XX века, воспевший «краковское чудо» в своей поэме «Вит Ствош». И недаром Галчинский постоянно и настойчиво напоминает здесь о «скрипичном дереве — липе», из которого вырезаны все скульптуры и рельефы алтаря. Есть в этом емком поэтическом образе всеобъемлющая символика, заключенная в разных искусствах: это — поющее дерево и золотой звон колоколов, полифония звуков и полихромия красок, ритм ударов во времени и ритм объемов в пространстве. Так гений одного художника помогает понять и объяснить — через века — гений другого.
Комментирование закрыто.