« | Главная | »

Н. ДИАЗ ДЕ ЛА ПЕНЬЯ (1807-1876)

Опубликовал Художник | 24 ноября 2012

Имя известного французского пейзажиста Нарсиса Диаза де ла Пенья вошло в историю искусства в связи с так называемой «барбизонской школой». Но до того, как сблизиться с ее главою — Теодором Руссо — и испытать воздействие его программного реализма, Диаз прошел индивидуальный путь творческого развития. Его биография несет на себе отпечаток социальных трагедий XIX столетия, определивших судьбу многих передовых представителей европейской культуры. Испанец по происхождению, он, так же как Писсарро, Сислей, Ван Гог, Пикассо, творчески неразрывно связан с Францией, которая с гордостью называет его своим национальным художником.


Отец Диаза за участие в тайной политической организации был выслан из Испании и закончил жизнь в Англии. Будущий художник родился в Бордо — городе, где сосредоточилась тогда испанская эмиграция и где, среди прочих, провел последние годы великий Франсиско Гойя. Жизнь в изгнании была непрерывной борьбой за существование. В поисках заработка отец Диаза покидает Францию, а спустя некоторое время умирает его мать. В десять лет Диаз остается сиротой и вынужден пойти работать подручным на фарфоровую мануфактуру. К этому времени он уже был калекой — ему ампутировали ногу. Невзирая на эти печальные обстоятельства, жизнелюбивый по натуре Диаз сумел сохранить радостное мироощущение В детстве, оставаясь наедине с лесной чащей или залитой солнцем поляной, он забывал об одиночестве. Так естественно зародилась преданная любовь к природе, впоследствии сделавшая его, почти самоучку, прекрасным пейзажистом.

Первые неуверенные шаги Диаза-живописца относятся ко второй половине 30-х годов, но уже в 1844 году критика отмечает несомненные достоинства его работ. Подобно многим своим современникам, художник бежит от городской цивилизации в мир природы. В этом бегстве было нечто близкое идеалам Жан- Жака Руссо, его поискам «естественного человека» и романтическому культу отшельничества Полотна Диаза населяли экзотические персонажи в ярких живописных костюмах.

Мифологические, восточные, аллегорические существа обитают среди густых деревьев, которые надежно ограждают их от мира, они идиллически располагаются на лесных опушках, где рассеянные пятна света ласково скользят по их лицам, окутывают летним теплом обнаженные фигуры. В отличие от зализанной живописи, популярной в Салонах, Диаз пишет густо, пастозно; краска то шероховато застывает, то просвечивается зерном холста. Разнообразные, интенсивные цвета вспыхивают, подобно драгоценным камням, свет, мягко сияя, обволакивает форму («Цыгане», 1848, Эрмитаж; «Венера и амур», 1851, ГМИИ).

Новый этап в искусстве Диаза начинается около 1848 года, когда он попадает под воздействие целенаправленного таланта Теодора Руссо. Последний именно тогда решил поселиться в деревушке Барбизон под Парижем и сумел убедить и Диаза целиком посвятить себя изучению природы. Она открывает этим мастерам, равно как и другим барбизонцам (Дюпре, Тройону, Добиньи), свои устойчивые, вечные качества.

В противовес романтическому восприятию, постигавшему в природе постоянную изменчивость, способность «радоваться» или «горевать» вместе с человеком, реалисты из Барбизона провозгласили иное, суровое, будничное к ней отношение. Природа в их произведениях выглядит сосредоточенной в себе, замкнутой, часто неприютной. Мир ее вечен и пребудет даже Тогда, когда человек исчезнет из жизни. Сюжет постепенно уходит из пейзажей Диаза; они становятся менее эффектными. При кажущейся непритязательности, их мотивы усложняются, композиция теряет декоративность, ритм приобретает медлительность и широту, формы — массивность, краски — сдержанность, фактура — вязкость. Правда, художник по-прежнему предпочитает писать своеобразные лесные «интерьеры».

Солнечные поляны, опушки, просеки в окружении темных масс деревьев превращаются под кистью мастера в некий преображенный светом естественный храм природы (в этом сказывается романтический характер дарования Диаза, который, примкнув к барбизонцам, не утерял этого качества). Цвет разработан здесь тоньше, переходы постепенны, мазок четче и точнее следует натурным формам («Лес Фонтенбло»*, 1874, Реймс, Музей). Природа, прежде представавшая преимущественно в несколько необычном, праздничном аспекте, выглядит теперь подчас сумрачной, печальной («Дождливый день», 1872, ГМИИ), а иногда и подчеркнуто-драматичной («Приближение грозы», 1871, ГМИИ). Эта по-новому увиденная и понятная Диазом природа малолюдна: она — естественная среда лишь для крестьян, чьи одинокие фигурки бредут, сгибаясь под тяжестью ноши, или отдыхают у лесного болотца.

Диаз и его коллеги по Барбизону работают в мастерской, делая на натуре только подготовительные зарисовки. Понимая необходимость более тесного контакта с природой, тяготея к пленэрной живописи («Даже тень листвы обладает светом», — сказал однажды Диаз юному Ренуару, встретив его в лесу Фонтенбло), он принадлежал к поколению, которое еще не решалось всецело довериться непосредственным впечатлениям от изменчивой натуры. Но его картины, по словам того же Ренуара, «пахнущие грибами, прелым листом и мхом», сыграют известную роль в сложении новой концепции пейзажа—пейзажа импрессионистов. Не случайно Диаз был одним из немногих, кто предсказал блестящую будущность Клоду Моне.

Советские музеи располагают отличной коллекцией полотен французского мастера. Его искусство оценили еще русские собиратели, среди которых был и Павел Третьяков, купивший для своей галереи ряд прекрасных произведений Диаза.

Литература: Н. Яворская. Пейзаж Барбизонской школы. М., 1962.

Комментирование закрыто.